[indent] Едва заметное за тяжёлыми тучами, солнце лениво клонилось к горизонту.
[indent] Прохладный весенний день незаметно перешёл в промозглый вечер. Собиравшиеся с самого полудня свинцовые тучи так и не разразились яростным апрельским ливнем, вместо этого пролившись противной моросью, от которой, казалось, нигде не было спасения. Мокрый асфальт сливался со сгущающимися сумерками, и лишь фары редких автомобилей давали понять, где кончается тротуар, и начинается проезжая часть. Поднявшийся на закате ветер только усиливал весеннюю промозглость, да гонял туда-сюда придорожный мусор.
[indent] По обочине, то и дело норовя спрыгнуть в полную грязной, холодной воды придорожную канаву, стоило на горизонте замаячить автомобилю, быстро трусил зверь серебристой масти. Размерами он едва ли превосходил овчарку, да и  внешне мог показаться скорее безродным бастардом, чья бабушка согрешила именно с этой благородной собакой, хотя длинная острая морда напоминала, скорее лаечную, вот только опущенный хвост походил отнюдь не на крючок или калач, а на полено – не было в нём ни намёка на гибкость собачьего. И всё же вряд ли неспециалист сумел бы понять, что остроухая, поджарая серебристая сука была отнюдь не дворнягой, а невесть откуда взявшейся в пригороде волчицей. Лесная хищница крепко сжимала в зубах потрёпанный школьный рюкзак, некогда фиолетовый с розовым, но теперь настолько выцветший и вылинявший, что разобрать на нём даже картинку с лежащим Шрамом и допекающим его вопросами Симбой можно было лишь очень внимательно присмотревшись. Время от времени волчица останавливалась, бросая свою ношу на землю, чтобы принюхаться или просто присесть и перевести дух. В такие минуты она то и дело запрокидывала длинную морду и протяжно выла, а потом, немного отдохнув и промокнув, вновь подхватывала многострадальный рюкзак и трусила дальше. Водители проезжавших мимо машин почти не обращали внимания на, как им казалось, бродячую собаку. Изредка ей под ноги бросали куриные кости, источавшие отчётливый запах специй «KFC», а иногда и пластиковые бутылки, явно ожидая, как зверь отбросит свою ношу, решив, что ему подкинули еды, а потом с громким лаем кинется за автомобилем, но волчица неизменно разочаровывала шутников. Пару раз её даже попытались сбить, но ей удалось вовремя нырнуть в в придорожную канаву, где горе-охотники не рисковали её преследовать.
[indent] Наконец, когда сумерки, несмотря на сравнительно ранний час, стали достаточно густыми, чтобы человеческий глаз с трудом мог что-нибудь различить, но звериный видел едва ли не лучше, чем солнечным днём, волчица остановилась напротив возведённого в каком-то непонятном ей стиле особняка. Его правое крыло возрождало в памяти неоготику, но левое казалось воплощением безвкусицы, которой лесная разбойница не могла подобрать названия. Она презрительно фыркнула, воровато осмотрелась и устремилась в густой бурьян. Там волчица бросила на землю рюкзак и легла рядом с ним. В следующий миг из её горла вырвался полный неподдельной боли скулёж, и она начала кошмарно меняться. Хвост медленно втянулся в позвоночник, задние конечности неестественно вывернулись, изменяя едва ли не все углы своих изгибов, и стали массивнее. То же случилось и с передними, но они ещё и как-то раздвинулись в стороны, подчиняясь уплощению туловища, в то же время пальцы вытянулись, а венчавшие их острые когти укоротились и расплющились, становясь розоватыми ногтями. Укоротилась и острая волчья морда, фактически втянувшись в череп, а вот нос, напротив, несколько вытянулся, словно вспучиваясь, теперь почти что нависая над тонкими розовыми губами, в процессе сменив цвет с чёрного на бледно-розоватый. Шерсть на макушке и затылке начала удлиняться, меняя цвет и преображаясь в длинные светлые волосы, в то время как на остальном теле она втянулась в бледную кожу. Всё это происходило одновременно и но не настолько быстро, чтобы случайный наблюдатель, найдись вдруг такой, не сумел разглядеть весь процесс в деталях. Прошло несколько мучительных минут, прежде чем на примятой траве вместо поджарой серебристой волчицы возникла высокая, худощавая светловолосая девушка. Она села и, чуть вытянув шею, попыталась осмотреться, но бурьян был слишком высоким. Довольно кивнув, светловолосая грубым рывком расстегнула недобро затрещавшую молнию на многострадальном рюкзаке. Достав из него поношенное короткое, приталенное джинсовое платье без рукавов, она быстро оделась и вышла из бурьяна.
[indent] Её нехитрый костюм мог показаться слишком лёгким для апрельского вечера, но светловолосая словно и не замечала весенней прохлады. Немногочисленные прохожие бросали на босоногую оборванку взгляды полные смеси презрения и удивления, но она не обращала на них внимания. Её рука скользнула в карман платья и достала визитную карточку. Пробежавшись по ней зелёными глазами, девушка-волчица бросила быстрый взгляд на табличку на углу здания, к которому подошла. Адрес совпадал.  Девушка довольно кивнула и, исподволь воровато осмотревшись, словно вышедший на охоту зверь, неуверенно постучала в дверь, а потом резко дёрнула её на себя.

Подпись автора

Я животное, которому снилось, что оно – человек. Но сон кончится, и зверь проснулся.

[indent] В нос светловолосой ударил знакомый запах, но даже и не обладай она звериным обонянием, то всё равно без труда узнала бы ту, кого заманила в заброшенный дом её музыка, и кто очень быстро из возможной жертвы стала доминирующей хищницей. Зелёные глаза девушки скользнули по фигуре женщины и поймали её взгляд. На лице хозяйки кабаре не промелькнуло и тени удивления. Она определённо узнала светловолосую. Оборотень невольно вздрогнула и чуть ссутулилась, вспоминая, как существо, скрывающееся за этим миловидным лицом, обрамлённым густыми, тёмными волосами, без труда поставило её на колени. Но сейчас оно определённо было настроено вполне благодушно.
[indent]  – Добрый вечер, фрау Миднайт, – негромко произнесла девушка, делая книксен. В её голосе ощущался сильный немецкий акцент. Она послушно кивнула на приглашение Миднайт и тенью последовала за ней. Тяжёлая походка с пятки на носок делала шаги босых ног Евы почти бесшумными. Повинуясь усвоенной ещё до становления оборотнем привычке, она внимательно поглядывала по сторонам, запоминая маршрут, невольно подмечая безупречный, пусть и несколько старомодный вкус существа, которое сейчас вело её куда-то вглубь особняка.
[indent] Что же вы такое, в конце концов? Сколько вам лет? Десятки? Сотни? Тысячи?
[indent] Зелёные глаза Мерквюрдиглибе то и дело прыгали на фигуру её провожатой, но тут же вновь соскакивали на стены и потолок, словно эта женщина могла прочесть её мысли. Временами взгляд девушки падал на собственное платье, найденное среди вещей, оставленных бездомным, и её щёки вспыхивали стыдливым румянцем. Она казалась себе грязным пятном на роскошном, пусть и не доведённом до совершенства убранстве особняка. Хотя прогулка по мрачноватым коридорам и не заняла много времени, у Евы оказалось достаточно времени, чтобы не только в очередной раз позадуматься над вопросом, с кем или с чем же она связалась, но и снова усомниться в разумности своего решения. Привыкшая сомневаться в себе девушка боялась даже не перспективы связаться с чем-то демоническим, а провалить собеседование и оказаться выставленной за дверь, что стало бы серьёзным ударом по её самолюбию. Но и сдаваться, даже не попытавшись, девушка не хотела.
[indent] Наконец, дверь кабинета Миднайт закрылась за спиной Евы. Зелёные глаза оборотня тут же запрыгали по интерьеру, машинально подмечая детали. Он показался непривычной к роскоши девушке несколько вычурным, попутно напомнив монументальную обстановку рабочего кабинета отчима и собственную скромную каморку. Немка вновь молча кивнула хозяйке ещё не открытого кабаре и осторожно примостилась на краешек кресла, но почти тут же, набравшись храбрости, переместила свой подтянутый зад поближе к спинке, на которую позволила себе откинуться. Её руки опустились было на подлокотники, но почти сразу же скрестились на груди, а нога легла на ногу, но тут же вновь встала на пол, и Ева стыдливо одернула задравшийся короткий подол, открывший, что на ней нет нижнего белья. Её бледное лицо залилось стыдливым румянцем, но вопрос Миднайт тут же напомнил девушке, зачем она пришла.
[indent]  – Я люблю музыку, – простодушно ответила она. – Конечно, мне ни в музыкальной школе, ни, тем более, в консерватории учиться не довелось, – Ева замолчала. В её глазах заплескалась неуверенность. – У меня нет ни высшего, ни профессионального образования, – покраснев до корней волос, произнесла, наконец, она. – А в наши дни значит это, что у меня и никаких перспектив в этой жизни нет. Я – никто, – из груди девушки-волчицы вырвался глубокий вздох. – Я хочу кем-то стать. Пусть буду я всего лишь музыкантом в кабаре, но меня, даже того и не зная, множество людей слышать будет, – она замолчала, устремив вопросительный взгляд зелёных глаз на Миднайт.

Подпись автора

Я животное, которому снилось, что оно – человек. Но сон кончится, и зверь проснулся.

[indent] Под изучающим взглядом Миднайт Мерквюрдиглибе почувствовала себя неуютно. Она даже не знала, чего боится больше – того, что скрывающееся под женской личиной существо вновь продемонстрирует свои зловещие силы, или же простого и человеческого вердикта «вы мне не подходите». В том, что ей явно следовало получше подготовиться к этой встрече, Ева убедилась, как только переступила порог будущего кабаре, но только теперь поняла, насколько ошиблась. Ещё тогда, под протекающей крышей мёртвого дома, ей показалось, что незнакомка решила посмеяться над нею, сделав предложение, от которого не так-то просто было отказаться. Конечно, нечеловеческому существу было простительно искать таланты там, куда за ними и не подумал бы заглянуть простой смертный, но оборотень так до конца и не верила, что Миднайт не шутила, пока не переступила порог её владений. Она определённо могла найти серьёзных музыкантов, получивших полноценное образование и не имеющих ни пятнышка на репутации. Но она почему-то решила дать шанс уличной оборванке с манерами лесной зверюги. Не смеха же ради, в самом-то деле, эта женщина пригласила её на собеседование?
[indent]  – В доме моего отчима был старый рояль, – осторожно заговорила Ева, заставляя себя смотреть Вивиане в глаза. – Он стоял там без дела – отчим его только для украшения интерьера держал, – она глубоко вздохнула. – Я нашла в библиотеке книги по настройке инструментов и кое-какие музыкальные учебники, – уголки нетронутых помадой губ дёрнулись в робком подобии улыбки. – Это было непросто – во всём этом разобраться, но я – смогла, – в голосе девушки появилась было гордость, но она тут же умолкла, засомневавшись, стоит ли рассказывать толком незнакомой женщине, а точнее – неведомому существу в женском облике, все подробности своего невесёлого детства, хоть и вряд ли те были для неё такой уж тайной за семью печатями. Что-то она успела выболтать ещё в их первую встречу, что-то Миднайт вполне могла разнюхать и сама. Кем или чем бы ни было сидевшее за столом напротив неё существо, вряд ли оно, сколько бы ему ни было лет, пренебрегало достижениями современной цивилизации.
[indent] Ева глубоко вздохнула. Могло показаться, что новый вопрос потенциальной начальницы окончательно выбил её из колеи, однако он, наоборот, помог ей уйти от неприятной темы.
[indent]  – Я знаю ноты и партитуры читать умею, – уверенно ответила она слегка повеселев. Немка не лгала. Она действительно овладела азами элементарной нотной грамоты, хотя и вряд ли сумела бы сыграть по-настоящему серьёзную партию без долгих репетиций. Усади Миднайт её сейчас за инструмент и поставь перед глазами партитуру, она бы не растерялась, хотя и не была уверена, сумеет ли сразу сыграть незнакомое произведение безупречно. И всё же, такой экзамен на профпригодность был бы для неё морально куда легче продолжавшегося собеседования.
[indent] А Миднайт внезапно решила заняться другими пробелами в образовании Мерквюрдиглибе. О том, что работа музыканта далеко не так проста, как может показаться обывателю, Ева знала не понаслышке – даже без колотушек отчима, не оценившего её любви к музыке, учёба игре на рояле далась ей отнюдь нелегко. Она открыла было рот, но тут же сообразила, насколько беспомощно прозвучит подобное оправдание. Сидевшая напротив неё женщина вряд ли могла бояться трудностей с поиском более приличных и воспитанных кандидатов. Девушка-волчица поёжилась и невольно ссутулилась, снова выдавая привычность к побоям, но вновь сумела совладать с собою и расправила плечи.
[indent]  – Прошу прощения, – негромко произнесла она. – Я не хотела, что на этой работе филонить рассчитываю, сказать, – её бледные щёки вспыхнули. – Мне приходилось много о танцовщицах и певцах кабаре слышать, но не о музыкантах, – уже менее уверенно добавила она. – Но отчим ценил в кабаре только бурлеск, – Ева запнулась и покраснела ещё сильнее, но тут же вдруг вздрогнула, словно дверь за её спиной могла внезапно открыться, и на пороге появился бы всё ещё преследовавший её мрачной тенью покойный отчим, чтобы на языке ремня объяснить непутёвой падчерице, что он думает о её перспективах в мире искусства.
[indent] Однако краснеть Еве сейчас предстояло вовсе не перед отчимом. Новые вопросы Миднайт грозили окончательно выбить из-под её ног и без того зыбкую почву. Немка вздрогнула и принялась шарить по немногочисленным карманам старого платья. С того дня, когда она сбежала из ненавистного ей дома, оставив отчима купаться в собственной крови в гостиной, миновал уже месяц, и если в первые пару недель её отпечатанная на полицейском принтере физиономия смотрела на прохожих с каждой доски объявлений, то сейчас даже вездесущие газетчики уже перестали строить фантастические гипотезы о причинах гибели полковника американской армии и исчезновения его падчерицы. За своими документами девушка-волчица сумела незаметно вернуться, пока осиротевший дом стоял опечатанным, но в полицию она так и не пошла, хотя и понимала, что никто не сможет доказать её причастности к смерти ненавистного отчима.
[indent]  – Документы? – чуть неуверенно переспросила Ева. – Подтверждающие мою личность и среднее образование? – она достала плотно перемотанный размочаленной верёвкой полиэтиленовый свёрток и, повозившись с узлом, протянула Миднайт его содержимое. – Этого достаточно? – немка попыталась придать своему тону уверенности, но новый вопрос заставил её прикусить язык.
[indent] Конечно, первую неделю она боялась законной расправы и привыкала к своей новой и не слишком предсказуемой природе, но, когда полицейское расследование явно заглохло, а интерес к её персоне начал пропадать, никто не запрещал ей объявиться, честно признавшись, что она сбежала из дома, боясь попасть под подозрение в убийстве. Скорее всего, её бы оправдали. Но ей к этому времени уже понравилось быть диким зверем. Она достаточно знала людей, чтобы добыть себе пропитание, не опасаясь вызвать подозрения. Ей нравилось наслаждаться обретёнными силой и свободой. Вот только признаться в этом она не рискнула бы и обычной женщине, не то что явно нечеловеческой сущности.
[indent]  – Моего отчима загрыз какой-то зверь, – чуть неуверенно произнесла девушка-волчица. – Я боялась, что полиция меня главной подозреваемой сделает. А в волчьем облике прятаться легче на улице, чем под крышей, – она устремила взгляд в окно за спиной хозяйки кабаре.
[indent] Вы ведь обо всём уже догадались, не так ли, фрау Миднайт?

Подпись автора

Я животное, которому снилось, что оно – человек. Но сон кончится, и зверь проснулся.

[indent] Будь Ева сейчас в звериной форме хотя бы частично, и её уши несомненно повернулись бы в сторону Миднайт, на которою были устремлены полные надежды и сомнений человеческие зелёные глаза. Хоть девушка-волчица и привыкла слышать «нет» гораздо чаще, чем «да», она не была уверена, готова ли морально принять отказ, не устроив истерику. Почему-то карьера музыканта кабаре казалась ей едва ли не последним шансом даже не снова, а едва ли не впервые за всю свою жизнь, не считая детства, стать человеком. И потому девушка задержала дыхание, не мигая следя за лицом и пальцами той, от чьего решения зависела сейчас её судьба. Когда женщина вдруг кивнула и поднялась из-за стола, направившись к ксероксу, из груди немки вырвался вздох облегчения, тут же испуганно оборвавшийся. Она боялась обрадоваться слишком рано. И потому она безмолвно наблюдала, как Миднайт сделает копии бумаг и вернётся за стол.
[indent] Однако озвучивать своё решение хозяйка пока ещё не открытого кабаре не спешила. Вместо этого она вновь указала собеседнице на самое слабое место в её оправданиях. Простые смертные вряд ли вообще стали бы связывать смерть полковника Роджерса с оборотнем, придумав что-нибудь куда более правдоподобное, а оборотни и посвящённые в существование мистической изнанки мира вряд ли стали бы карать убившую своего мучителя в усиленном превращением в зверя состоянии аффекта девицу, как прожжённого маньяка. Ева прекрасно это понимала. Не раз и не два она подумывала объявиться, но поначалу боялась обнаружить свою новую природу в самый неподходящий момент, а потом стала опасаться, что стражи порядка зададутся вопросом, где она ухитрялась скрываться всё это время.
[indent]  – Отчим бил меня по любому поводу с того самого дня, когда я порог его дома переступила, – негромко произнесла Ева, обнимая себя за плечи и сжимаясь, словно мёртвый мучитель мог выйти из её воспоминаний и спросить с неё за всё. – Я пыталась на него учителям и полиции жаловаться, но он уважаемым военным был, а я – косноязычной иммигранткой, – она глубоко вздохнула, почти не сомневаясь, что услышит то же, что и всегда – её отчим был благородным человеком, не выгнавшим её из дома, когда овдовел, а она, если ей действительно было так плохо под одной крышей с ним, всегда могла уйти, но оставалась, а значит была довольна сложившимся положением вещей. – Тем вечером напился он, отмечая повышение до полковника, и меня за позднее возвращение домой избивать принялся. Я не понимала, что происходит, пока его растерзанного на полу и свою окровавленную волчью морду в зеркале не увидела, – немка вздрогнула. – И я убежала. Я не знала, что делать. Не могла в человека превратиться. А когда смогла, то очень быстро, что моя волчья природа по любому поводу теперь наружу рвётся, обнаружила, – она развела руками. – Я боялась, что в полиции что-нибудь моё превращение спровоцирует, – в уголках её глаз заблестели слёзы. – А когда научилась своё тело хоть немного контролировать, то уже много времени прошло. И я не знала, что мне, если меня, где я всё это время пряталась, спросят, сказать. И продолжала прятаться, – Ева вновь глубоко вздохнула. Ей давно нужно было кому-нибудь выговориться, но звериный образ жизни существенно сокращал круг возможных собеседников.
[indent] Беспощадное замечание Вивиана Миднайт заставило Еву вздрогнуть и вжаться в спинку кресла, беспомощно опуская глаза на стол. Волки действительно не выступали в кабаре. В отличие от цирка, где их не слишком ценили, потому что зрители нередко принимали диких зверей за обычных собак, хотя развитый от природы интеллект и делал волков куда более перспективными для дрессировки, нежели куда более популярных за эффектную внешность тигров и львов.
[indent]  – Того, кто прячется, не станут там, где все на виду, искать, – робко попыталась возразить Ева, съёживаясь в кресле так, что можно было не сомневаться: ей и самой собственные слова не показались слишком убедительными, а потому она уже приготовилась к слишком давно ставшей привычной расправе. Возможно, если бы в их первую встречу та, кто называет себя Вивианой Миднайт, не устроила столь убедительную демонстрацию своих сил, девушка-волчица сейчас не поджимала бы воображаемый хвост по любому поводу. Внезапно появившиеся на столе бумаги заставили немку вздрогнуть и ещё глубже втянуть голову в плечи, но сопроводившие их слова подействовали как нельзя лучше. Ева резко выпрямилась в кресле, расправляя плечи, а на её нетронутом косметикой бледном лице заиграла робкая улыбка. Однако она не подписала контракт, пока не прочитала его от и до. Наконец, поставив в указанном месте скромную закорючку, отдалённо похожую на букву «М», девушка-волчица позволила себе вздохнуть спокойно.
[indent] Чтобы почти сразу же покраснеть до корней волос. Она и сама прекрасно понимала, что в таком виде её пустили бы, разве что, в самую дешёвую забегаловку, но пробежки в волчьей шкуре, как и ночёвки в сухом коллекторе не позволяли ей обзавестись приличным гардеробом, вынуждая довольствоваться тем, что выбросили те, кому в жизни повезло больше, чем ей. Ева прикусила губу.
[indent]  – Сложно без крыши над головой бельевым шкафом обзавестись, – чуть смелее попыталась она отшутиться, но тут же стушевалась. Если бы сейчас Миднайт всё-таки отказала ей, она бы обернулась волчицей прямо в кабинете и ушла через окно. Но её удача определённо не спешила заканчиваться. На всё ещё пунцовом от стыда лице вновь заиграла робкая улыбка. Ева неуверенно кивнула и поспешно вскочила из кресла, не смея отставать от своей благодетельницы.

Подпись автора

Я животное, которому снилось, что оно – человек. Но сон кончится, и зверь проснулся.

[indent] Ева глубоко вздохнула. Миднайт была права. Ей действительно достаточно было рассказать полиции всё то, что и так знал едва ли не каждый человек в городе, но чему не было ровным счётом ни одного документального свидетельства, опустив сверхъестественные подробности и свою роль в смерти полковника Роджерса. Хоть у него и было немало друзей в городской верхушке и среди стражей порядка, вряд ли хоть кто-нибудь из них захотел превращать очевидный несчастный случай в преднамеренное убийство. Слишком уж экзотическая получалась история – затравленная отчимом падчерица приручила какую-то дворнягу с мордой, как у овчарки, и науськала её на ненавистного опекуна. Вот только Ева выходила единственной родственницей сыну Роджерса, Стивену, своему единоутробному брату. А и дальше заботиться о том, к кому она никогда не испытывала родственных чувств, девушка не желала. Стивен и раньше то и дело доводил её до белого каления, а теперь это стало по-настоящему опасно для жизни – слишком велик был риск, что она сорвётся и набросится на него отнюдь не в человеческом облике.
[indent]  – У полковника и моей матери был общий сын, – с явной неохотой произнесла девушка. – Ему принадлежит теперь особняк Роджерса, и я, что мне его, если я объявлюсь, до совершеннолетия опекать придётся. А мы не любили друг друга никогда, – Ева вновь глубоко вздохнула. Она всегда винила Стивена в смерти матери, а он с пелёнок перенял отношение к ней своего отца, и потому вряд ли единоутробные брат и сестра сумели бы стать семьёй. Да и не хотелось Еве отвечать за кого-либо, кроме самой себя.
[indent] Стоило Миднайт встать, и Ева тут же насторожилась. Хотя контракт уже был подписан, плохо разбиравшаяся в тонкостях крючкотворства девушка, слишком привыкшая к тому, что жизнь преподносит ей разочарование за разочарованием, никак не могла прогнать опасения, что стоит ей сказать хоть одно лишнее слово, и ей тут же укажут на дверь, а то и придадут ускорение крепким пинком. Однако Вивиана Миднайт всего лишь собиралась сдержать данное только что слово. Зелёные глаза Евы скользнули по фигуре женщины, и вновь в глубине её души зашевелилась всё та же смутная тень зависти, которую она всегда испытывала, видя женщин, которым удалось состояться, как личностям, не отказавшись от своей природы, проснувшаяся ещё в их первую встречу с Миднайт под крышей заброшенного дома. О том, что она и сама вполне могла бы начать следить за собой, жить, как человек, а не как зверь, и одеваться более женственно, при этом не теряя деловой и звериной хватки, немка никогда не задумывалась, а потому её зависть к другим женщинам никогда не становилась чёрной. Разве что могла слегка подогреть вызванную чем-нибудь куда более объективным неприязнь. Но она толком даже и не успела осознать пробудившееся чувство, как оно уступило место стыду. На фоне выглядевшей безупречно Миднайт Ева казалась каким-то грязным пятном. Она стыдливо одёрнула короткий подол замызганного платья и, глядя под ноги, поплелась следом за женщиной. Поход в магазин грозил обернуться пыткой, но Ева не смела в этом признаться и шла за Миднайт, словно на расстрел.
[indent] Ей редко удавалось одеться в то, что ей по-настоящему нравилось и до того, как она почти добровольно осталась без крыши над головой. Полковник Роджерс считал, что вещам его падчерицы вовсе необязательно быть модными или новыми. Достаточно и того, чтобы она не казалась нищей оборванкой. Хотя нередко именно так Ева и выглядела, год за годом донашивая то, что больше никому не приглянулось в секонд-хенде. И теперь, оказавшись в магазине одежды, порог которого она никогда не посмела бы переступить ещё год назад, немка топталась в нерешительности, краснея под презрительными взглядами продавщиц, которым выставить босоногую оборванку на улицу не позволяло только присутствие приведшей её хорошо одетой дамы, в свою очередь выглядевшей слишком изысканной для этого места. Наконец, Ева осмелела настолько, что всё же прошлась между вешалками, нерешительно поглядывая на ассортимент. Вскоре она уже скрылась в примерочной, откуда вышла, держа пару куда более скромных джинсовых платьев и джинсовый же брючный костюм. Помимо них она выбрала пару комплектов белоснежного нижнего белья без декоративных элементов.

Подпись автора

Я животное, которому снилось, что оно – человек. Но сон кончится, и зверь проснулся.

[indent] Вопрос Вивиан заставил Еву покраснеть до корней волос и стыдливо попытаться спрятать приглянувшиеся вещи за спиной. В уголках её зелёных глаз заблестели слёзы. Она вновь почувствовала пропасть, отделявшую её, вечную неудачницу, по словам отчима, от тех, кого по его же мнению, можно было назвать людьми. Ей всегда не хватало ни чувства такта, ни чувства стиля. Вновь в душе девушки-волчицы зашевелилось желание всё бросить и сбежать, пока она в очередной раз не стала всеобщим посмешищем. Она запрокинула голову, сдерживая слёзы, и глубоко вздохнула. Отступать было поздно. Слишком поздно. Немка помотала головой и несмело посмотрела на Миднайт. С минуту она молчала, пытаясь подобрать слова, а потом лишь робко кивнула и, отложив уже выбранные вещи, подошла к вешалкам с платьями и обвела их долгим, неуверенным взглядом. В самых смелых мечтах она представляла себя одетой изысканно и женственно, но одновременно слишком хорошо понимала, что ни малейшего представления не имеет ни о том, ни о другом, а потому всегда боялась, что вместо этого нарядится вульгарно и вызывающе. Её вновь начали одолевать сомнения. Она бросила робкий взгляд на Миднайт, а потом осторожно провела ладонью по одному из платьев и скрылась с ним в примерочной.
[indent] Исподтишка поглядывавшие на странную покупательницу продавщицы снова уже почти не скрываясь перешёптывались, давясь смехом и гадая, из какой глуши притащила таинственная дама эту дикарку. Однако когда штора примерочной отползла в сторону, они внезапно умолкли. Помогла ли Еве звериная интуиция, или же прочитанные книги привили ей хороший вкус, а может всё дело было в слепой, наивной, невежественной удаче, но каким-то образом ей удалось выбрать по-настоящему элегантное, но в то же время и вполне удобное для непривычной к такой одежде девушки платье, подол которого скрывал её крепкие, но изящные ноги почти до самых колен, а глубины декольте и выреза на спине не казались вульгарными. Тёмно-красный оттенок плотной ткани неожиданно хорошо сочетался с зелёными глазами немки. Впечатления не портили даже босые ноги. Ева, не веря своим глазам, в очередной раз посмотрела в зеркало. Только теперь она поняла, что совсем забыла про обувь, и её щёки вновь залились стыдливым румянцем. Поиски второго платья и делового костюма заняли у неё едва ли не больше времени, но всё же волшебство преображения слегка раскрепостило её, и девушка-волчица рискнула выбрать чуть более смелые, хотя и вполне целомудренные фасоны.
[indent] А вот стоило Еве приступить к выбору обуви, и элегантные чёрные туфли на шпильках едва ли не сразу же напомнили ей её место – едва попытавшись встать на них, она с жалобным воплем неуклюже рухнула на пол, крепко приложившись лбом, вновь заставив продавщиц, как по команде, отвернуться, чтобы не показать, что они смеются. На глазах немки вновь выступили слёзы. Она села было на полу, обнимая себя за колени, но в очередной раз сумела совладать с собой и, отчаянно делая вид, что нисколько не расстроена своим падением, пробежалась взглядом по полкам. Рисковать и испытывать удачу даже с туфлями на невысоком каблуке девушка не рискнула и выбрала две пары скромных, но симпатичных балеток.
[indent] Сложив все обновки, она вопросительно посмотрела на свою покровительницу, почти не надеясь на одобрение. Поход в магазин внезапно превратился в пытку, и всё же она была рада, что таинственная женщина предоставила ей хоть какой-то выбор, хотя её и не покидало ощущение, что всё это – ловушка. Вопрос был лишь в том, когда она захлопнется. Однако чисто человеческое упрямство не давало девушке-волчице развернуться и уйти. Жизнь дикого зверя была понятнее, но отнюдь не проще. И потому она решила пройти выпавший ей путь до конца, каким бы он ни был.

Подпись автора

Я животное, которому снилось, что оно – человек. Но сон кончится, и зверь проснулся.